Шрифт:
Закладка:
У одной из длинноногих нимф я спросил, приехал ли Сахно. Окинув меня с ног до головы беглым взглядом, она, наверное, сильно удивилась, что могло быть общего у ее хозяина с этим непритязательным и к тому же — не спрячешь — неброско одетым типом. И все же из вышколенной вежливости попросила меня пройти в другое помещение, где находились административные кабинеты. Но и там Сахно не оказалось. Я спросил у других сотрудников, когда появится их директор и долго ли ждать. На вопрос, кто я и что мне вообще нужно, я ответил, что только вчера разговаривал с ним по телефону, и тот обещал быть к десяти.
— Сейчас узнаю, — сказал один из смазливых, бойких парней в сером твидовом костюме и бордовом галстуке — пронырливый молодой человек. Он быстро связался с квартирой Сахно и тут же изменил ко мне отношение, предложив присесть, выпить чашечку кофе и минут пятнадцать подождать.
— Роман Федорович выезжает.
Слащавая улыбка запечатала широкий рот молодого человека.
Я стал цедить кофе. Натуральный бразильский кофе, жаль, что растворимый.
Сахно, конечно, развернулся. Огромный магазин в Харькове — не шутка. Успел схватить жеребца наживы за хвост и после пересесть на более крепкую лошадку. А начиналось-то все с того же: купил — продал, купил — продал; кое-что удачно сплавил, почувствовал, как можно сорвать куш, угадал и — понеслось-поехало… Бахвалился, что кредиты ему предоставляют даже в Саудовской Аравии. Выходит, капиталец закрутился немалый. Одни кладовщики имели у него баксов двести пятьдесят — триста в месяц, раза в три выше средней по стране, а работало на него несколько десятков сотрудников — не меньше — только в этом магазине.
Чего себе лгать, к Сахно я рванул не просто встретиться и покалякать о старом. Погнал соблазн другого рода: не столько работа как таковая (этого никто не отрицает), но больше еще одна попытка зацепиться в Харькове, вернуться в атмосферу мегаполиса, вновь подышать воздухом бурлящей жизни и кипящей культуры. Тут и говорить нечего: это не мой маленький шахтерский городишко, в котором только чистое звездное небо и бескрайняя томная степь напоминают о Вечности…
Кофе оказался чересчур горячим, и я, пользуясь случаем, как всегда в новой обстановке, превратился в соглядатая.
В последнее время наблюдение за другими и их окружением стало моим новым увлечением. В этом было какое-то сладостное упоение. Я поступал, как настоящий коллекционер, любовался любой мелочью, штрихом, изъяном или выпуклостью. Так заядлый филателист может часами рассматривать одну единственную марку и не устать. Для него предметом любования становится не только изображение, но и срезанный где-то в верхнем углу зубок, старая потертость с краю, сделанная по ошибке двойная опечатка и даже затесавшийся волнистый штемпель. Также и я в свободное время мог часами наблюдать за другими, изучать их поведение, эмоции, окружение. Вот, например, один из сотрудников Сахно украдкой выудил из своего стола обломок плитки шоколада и, скользнув по сторонам взглядом, стараясь остаться незамеченным, быстро положил кусок в рот и стал жевать, нет, растворял его слюной, выдавая себя едва уловимым прикрытием глаз и шевелением челюстей. А вот двое молодых ребят с увлечением окружили компьютер. Я немного завидовал им, потому что сам совсем недавно освоил эту машину на заводе, а возможности совмещать интерес с работой у меня почти никогда не было. К тому же купить собственный компьютер я не мог себе позволить: и дорого, и Лида была всегда против, не понимала, для чего тот вообще нужен дома. Для нее компьютер был просто игрушкой, баловством, очередной забавой для инфантильных мужчин.
Но вот, наконец, дверь распахнулась и в комнату вплыла Виолетта, жена Сахно. Я ее плохо знал, хотя Сахно закрутил с ней еще в институте. Прежняя Виола, помнится, была худенькой остроумной девчонкой. Теперешняя, обвешанная килограммами золота, наштукатуренная слоями пудры, источавшая удушливый аромат сладких духов мадам больше походила на обрюзгшую, оплывшую жиром матрону, ничего общего уже, наверное, не имевшую с той живой и смазливой в прошлом студенткой. Во взгляде ее, каким она не торопясь окинула сотрудников, я уловил властность и деспотизм. Остановившись на мне, человеке явно не ее круга, но бывшего приятеля мужа, она натужно выдавила из себя улыбку и небрежно бросила «привет», как старому доброму знакомому, чем заставила всех посмотреть на меня по-иному. Впрочем, я не уловил в этом «привете» ни теплоты, ни искренности.
— Сейчас Роман подойдет, — неторопливо стекло с ее пухлых сальных губ и где-то растворилось в комнате. Она не стала ждать появления мужа и волнующей встречи бывших однокурсников, вышла, вся озабоченная новым рабочим днем.
Сахно хвалился, что жена ему очень помогает. Она могла заменить его в любую минуту по любому поводу, потому что была в курсе всего, что творилось на фирме. Судя по лицам сотрудников, ее боялись даже больше, чем самого хозяина.
Не успел аромат дорогих духов хозяйки раствориться в воздухе, как в комнату ввалился и сам Сахно. Он тоже почти вдвое раздался в боках, и брюшко его теперь едва сдерживал широкий кожаный ремень, лишний раз доказывая, что хорошее питание хорошим людям всегда идет на пользу.
Первым делом Сахно поздоровался со мной и поинтересовался, угостили ли меня кофе. Я поблагодарил за гостеприимство.
— Вот и хорошо, — сказал Сахно, потом кинул: — Пошли ко мне!
Его кабинет располагался рядом — еще меньшая, чем соседняя, комнатушка, но у Сахно уже было, что называется, «чемоданное настроение».
— Я арендовал помещение под офис в центре, кое-что там еще подлатаю и, наверное, в следующем месяце переберусь. Здесь, сам видишь, тесно — хуже некуда. А «Каштан» останется как магазин-склад. Ну ладно о делах, — насел он на меня плотнее, — рассказывай, как ты сейчас.
С последней встречи мы не виделись года полтора. Я рассказал, что в моей судьбе с тех пор
